IDR29 Калинов мост

И почуял он в себе здоровье богатырское, силу непомерную. Стал богатырём-великаном…

- Быть тебе старшим над всеми богатырями русскими.

Поклонились они ему. Признали его самым сильным, самым храбрым из богатырей земли киевской.
(«Исцеление Ильи Муромца»)

Доходила эта славушка великая Ай до славного города до Мурома, До стары казака та Ильи Муромца, Да кричал то он, зычал зычным голосом, Ай во всю жа богатырску буйну головушку; Еще мать сыра земля под ним потрясалася, Ай Добрынина избушка пошатилася, Ставники в его окошках помитусились, Стеколенки в окошках пощербалися.

(«Поединок Ильи Муромца и Добрыни Никитича»)

Старый казак да Илья Муромец, На своем ли выезжает на добром коне И во том ли выезжает во кованом седле. И он ходил гулял да добрый молодец, Ото младости гулял да он до старости.

(«Три поездки Ильи Муромца»)

Видит он тут, что да беда пришла, Да беда пришла да неминуема. Испроговорит тут добрый молодец да таково слово: «А гой же вы, сорок тысяч разбойников И тех ли татей ночных да подорожников! Ведь как бить трепать вам будет стара некого, Но ведь взять то будет вам со старого да нечего. Нет у старого да золотой казны, Нет у старого да платья цветного, А и нет у старого да камня драгоценного. Только есть у старого один ведь добрый конь, Добрый конь у старого да богатырскиий, И на добром коне ведь есть у старого седелышко, Есть седелышко да богатырское. То не для красы, братцы, и не для басы Ради крепости да богатырскоей, И чтоб можно было сидеть да добру молодцу, Биться ратиться добру молодцу да во чистом поле. Но еще есть у старого на коне уздечка тесмяная, И во той ли во уздечике да во тесмяноей Как зашито есть по камешку по яхонту, То не для красы, братцы, не для басы Ради крепости да богатырскоей. И где ходит ведь гулят мои добрый конь, И среди ведь ходит ночи темныя, И видно его да за пятнадцать верст да равномерныих; Но еще у старого на головушке да шеломчат колпак, Шеломчат колпак да сорока пудов. То не для красы, братцы, не для басы Ради крепости да богатырскоей». («Три поездки Ильи Муромца») Тут ставаёт старой да Илья Муромец, Илья Муромец ставаёт да сын Иванович, Умывается он да ключевой водой, Утирается он да белым полотном, И ставаёт да он нонь пред Господом, А молится он да Господу Богу, А крест от кладет да по писанному, А поклон от ведет да как ведь водится, А молитву творит полну Исусову; Сам надёрнул сапожки да на босу ногу, Да и кунью шубейку на одно плечо, Да и пухов де колпак да на одно ухо. Да и брал он нынь трубочку подзорную, Да и выходит старой да вон на улицу… («Бой Ильи Муромца с сыном») — А велик ли ростом ваш Илья? Много ли ест, пьёт? — Идолище спрашивает. Отвечает богатырь: — Ростом с меня будет, а ест хлеба — по ломтю в обед, пива пьёт — один стакан. («Илья Муромец и Идóлище»)

- О Гали, наш лев! В морозный день я ласкала его, В туманный день нежила его, Склонялась над колыбелью его, Просыпалась, едва заслышав его крик. Из золота сделала ему колыбель, Пеленала его в белый шелк. Он - долгожданный ягненок мой, Даже ребра гнулись мои, Гнулись все десять пальцев моих, Когда из колыбели его брала, Как гусенка, водила его за собой, На руки брала - немели руки мои.

На Тайбурыла вскочил Кобланды, Белую кольчугу надел, На пояс повесил меч, Ногайскую шапку надел…

Карлыгаш о брате: Жеребенок, рожденный вместе со мной, Ты - мой тополь, опора для всех, Брат мой, рожденный вместе со мной, Ты - надежная опора моя, Ты - камыш, поднявшийся над водой, Ты - мой скакун, вырвавшийся вперед. Ты - мой ягненок, мой близнец, Вместе мы родились, вместе росли, Мы - две утки, что пасутся вдвоем, В трудностях ты опора моя.

Кортка – сулу о Кобланды:

"Негнущееся серебро мое, Богом мне данный, вершина моя, Радость моя, улыбка моя, Когда соединились мы с тобой, Стал мне мир просторней и светлей. Из золота много сделано вещей, Ты - весь рай для меня, Ты - вода из источника Каус-Каусар, Из райского сада плод. Лев мой, будь жив, здоров! Ты - приметный конь в табуне, Конь жесткошерстный, вороной.

С ответом Кортки Естемес скачет в обратный путь. Кобланды решает отложить свой поход. Караман зло высмеял Кобланды, принявшего решение по совету жены, и назвал его бабой. Когда Караман так сказал, У богатыря Кобланды На подбородке выступил пот, Даже вздыбились волоски на руках, Вышел из себя, вспылил, - Эти слова Карамана Пронзили его до мозга костей. Вскочил он на гнедого коня, Поднял острый меч, как алмаз, Бьет плетью по крупу коня. Буре подобен его порыв, Рассвирепел, грозен он, Расшумелся, бушует он, С его век осыпается снег, Ресницы покрылись льдом.

Предчувствуя, как тяжко будет ему, Резвый конь его Тайбурыл Встал на дыбы, на месте закружил. Кобланды, рожденный богатырем, Весь подобрался, распрямил свой стаи Да пошлет ему благополучие бог! Золотой с медным верхом шлем Надвинул батыр до самых глаз.

С его век осыпается снег, Ресницы покрылись льдом, Он разъярился, рассвирепел, Один-одинешенек богатырь Скачет, истребляет врагов, Словно волк, напавший на овец, Рубит он их на скаку. В страхе бегут кызылбаши, Как куланы, на которых напал тигр. Белые руки его в крови, Усталость во всем теле его. Пробился через толпы врагов, Всю свою мощь врагу показал.

Богатырь Кобланды Казался ей превыше божества. Грозным видом своим Кобланды Льва ей напоминал.

Грозен был батыр Кобланды, Кипучую силу его разве уймешь? Копье могучим ударом вонзил - Вонзилось до самых костей врага, Хана Алшагыра одолел, Угасли дни жизни его.

Когда на Бурыла сел верхом, Когда доспехи на себя надел, Когда пророки силу ниспослали ему, Стал батыр, словно бурлящий поток. Напавшие на стоянку кызылбаши, Испугавшись гнева богатыря,